И. Климова

Коган-Шац

Среди украинских художников ХХ-го века Матвей Коган-Шац считается признанным мастером пейзажа. Виды природы да и городские мотивы писал круглый год. Но более всего любил зиму — за богатство цветовых  рефлексов на белизне снега, за возможность живописной игры. О выходах на пленэр говорил: «Иду писать «Зимку». Только на первый взгляд некоторые его зимние пейзажи кажутся почти монохромными. Если смотреть не походя в изысканной серо-коричневой  гамме проявляется неназойливое многообразие цветовых и тональных отношений. Ватник, в котором он работал, был похож на палитру – у него была привычка  кисти вытирать об одежду. В   седневском  Доме творчества  рабочий комбинезон Матвея Борисовича можно было найти сразу — его украшали плотные слои всевозможных мазков краски. Сохранился его автопортет за работой над зимним пейзажем.  Он как раз в том самом ватнике. Кроме автопортета есть еще и портрет Когана-Шаца за работой над зимним этюдом замечательного художника Михаила Ваинштейна — тридцатисантиметровая бронзовая скульптура  «Зимка».

  Художники любили ходить с ним на этюды — даже среди «мэтров» слыл блистательным колористом. Всегда щедро предлагал: «Хочешь написать хороший этюд  — стой за моей спиной». И, что мало кому из художников свойственно, не суетился в поисках «мотива» — останавливался, оглядывался, выбирал и начинал писать, не бегая с места на место. «Великим», чего не избежали многие его коллеги, себя не считал  — всегда хватало самоиронии. В его работах не было градиозности, «масштабности», «лиро-эпичности», редко брал холсты больших размеров, разве что если делал заказную работу. Всегда писал легко, спокойно без «творческого  экстаза». В его живописи нет форсированного цвета,  надрывных цветовых и тональных контрастов, экзальтациии, эффектов, работающих на зрителя.

Его творческое наследие трудно делить на периоды. С возрастом не копировал себя «прежнего», не подражал кому-то, желая обновить стиль, не скатывался в «тиражирование», пользуясь  привычными приемами, а упорно взбирался по лестнице совершенствования мастерства, без которого, как известно, творчество невозможно.  

Сюжеты его работ незатейливы: ручей, мостик, лодочки, детская площадка, проселок, снопы в поле. Не смотря  на то,  что он, в основном,  писал природу,  у него не было  «любимых» деревьев,  как,  например, у Левитана или  Шишкина.  Он создавал как бы усредненный образ дерева, но не безликий, не аморфный, а «почти» узнаваемый. Он писал не внешнюю форму, а передавал живописную суть реального мира.

Работа 70-ых годов «Реконструкция Центрального стадиона», обладая явными живописными достоинствами, является почти документом. Знаками времени стали такие его работы как «Корсунь»,  «Кременчугская ГЭС», «Пахота».

Матвей Борисович был остроумным, веселым, дружелюбным человеком. Очевидно, и у него были недоброжелатели, возможно, даже враги. Но, как правило, при первом же упоминании о нем, все, кто его знал, с величайшей симпатией вспоминают случаи из жизни, связанные с Коганом-Шацем,  всяческие его «словечки», «шуточки». Будучи уже очень больным, почти перед самым уходом, он мог пересечь полгорода, чтобы помочь приятелю дописать перед художественным советом незадавшуюся работу.

Двойная фамилия «Коган-Шац» возникла почти случайно. Отец его был Коганом. Фамилия у евреев не редкая, но почетная — говорит о том, что ее владелец ведет свой род от высшего сословия священников, служивших в иерусалимском Храме. Вторая часть фамилии —– Шац – аббревиатура от «шалеах цибур», что в переводе с еврейского значит «посланник общины». Двойную фамилию взял себе его отец для «звучного», запоминающегося имени, так как был актером маленького еврейского театра. Родом Матвей Борисович Коган-Шац был из Могилева-Подольска, но вскорости после его рождения (1903г.) семья обосновалась в Одессе. Еще до начала учебы подрабатывал декоратором в театре. Там он поступил в Художественный институт, В 1934 году весь институт слили с Киевским Государственным Художественным институтом.  Дипломную работу он защищал уже в Киеве.  

Еще при поступлении в институт произошла курьезная история — ему выдали студенческий билет на имя «Илья». Он не исправил ошибку. Так в художественной среде он и остался Ильей. Однако его мама говорила, что у нее нет сына Ильи, а есть Матвей.

В начале Великой Отечественной войны он был призван в армию. Сохранились его фронтовые фотографии. После окончания войны вернулся в разгромленный Киев. Жил с семьей в подвале на ул. Ленина, 78.

В 1947 году поступил в Союз художников. Но  как только он стал членом этой организации, как тут же на него было заведено «дело».  Началась кампания за чистоту рядов в искусстве. Одним из главных «декадентов» и  «очернителей» Советской власти оказался поэт Сосюра. К антисоветскому движению «сосюровцев» был причислен и Коган-Шац — его пейзажи явно не соответствовали духу времени: в них не была отражена индустриальная и аграрная деятельность.  Но это обвинение сыграло, как это ни странно,  свою положительную роль. В 50-ые годы началась борьба с космополитизмом. Ярлык «сосюровец» исключал более опасный ярлык «космополит».  Попавших  под «чистку» увольняли,  из окружения художника многие  исчезли на долгие годы, а  кто-то  и    навседа.  Матвей Коган-Шац продолжал  жить и работать.

Прошло время и, некогда господствовавший многие десятилетия  и заполонивший все музеи соцреализм стал распадаться в забвении. Началась новая художественная лихорадка. В своем творчестве Коган-Шац оказался над всеми стилями, направлениями, течениями и ярлыками. Его произведения хранятся во многих музеях Украины, в частных коллекциях. Время от времени появляются на аукционах. Работы, представленные в альбоме приобретены у сына художника коллекционером Максимом Смелянским.